Старец Паисий Святогорец: Смирение – самый сильный, шоковый удар по диаволу

Познав христианскую «науку из наук», зиждимую на смирении, старец Паисий Святогорец прежде всего применял ее в собственной жизни. Он оставил нам образ Причащения «с рассуждением о Теле Господнем» (1 Кор. 11, 29), сокрушаясь: «Сколько литров Крови пролил за меня Христос». Он и сам про свое служение говорил, что «сдает духовную кровь»

«Пограничник»

Будущий старец Паисий Святогорец родился в акритском селении Фарасы (или Варасио), расположенном примерно в двухстах километрах южнее главного города Каппадокии – Кесарии. Сейчас это территория Турции. Акриты (от ακρoν – крайняя точка, предел) в Византийской империи — это жители приграничных районов, охранявшие границы от вторжения врагов, что-то вроде наших казаков. Однако главным было не только вооруженная защита, но и охранение чистоты веры, которая особенно четко кристаллизуется во всем укладе жизни этих «пограничников».

В Фарасах насчитывалось пятьдесят церквей и множество святых источников. Некоторые из них существовали со времен византийской эпохи. Наследники предания великих отцов-каппадокийцев, местные жители любили Церковь, сохраняли благоговение к святыне и подвижнический дух. Весь год в постные дни большинство фарасиотов вкушали пищу и пили воду один раз в день – в девятом часу по византийскому времени (в три часа по-нашему).

«Родители собирали детей в крепости, оставляли им игрушки, чтобы те играли, а в три часа пополудни, когда церковный колокол звонил на Литургию Преждеосвященных Даров, шли в церковь и причащались», – вспоминал старец Паисий Святогорец великопостные дни. Фарасиоты славились мужеством: турки не могли взять верх в каппадокийских селах, которые оставались свободными островками Эллады. Это были зажиточные греческие поселения, оплот православной веры, греческого языка и культуры. Акриты стояли на страже сакральных рубежей Родины.

Будущий подвижник родился в благочестивом роду. Его бабушке Хаджи-Христине принадлежал небольшой храм Архангела Михаила – Архангела Апокалипсиса. По свидетельству преподобного Варсонофия Оптинского, те святые или Силы Небесные, кому угождали наши предки или мы сами в своей жизни, чьи храмы, например, благоукрашали, обязательно примут участие в нашей жизни – будущей и даже здешней. Каждый штрих даже «детской» биографии будущего старца и предыстория его рождения отразятся в его жизни, уместившейся в отведенные человеку на земле семьдесят лет (см. Пс. 89, 10).

Время от времени его бабушка уединялась в храме Архангела Михаила, пребывая в безмолвии, молитве и посте. Однажды зимой церквушку замело снегом, и Хаджи-Христина, оказавшись в снежном затворе, находила каждое утро на церковном подоконнике горячий хлеб. Это чудо потом еще неоднократно повторится в жизни ее внука.

375078.b-768x524

Семья старца Паисия

В своем доме в Адане Хаджи-Христина принимала совершавшего раз в десять лет паломничество на Святую Землю святого Арсения Каппадокийского. Мать будущего подвижника Евлогия приходилась родственницей святому Арсению. У монахов нет родственников, что неоднократно потом будет подчеркивать старец Паисий. Однако, когда 25 июля 1924 года Евлогия родила мальчика, и его отец захотел назвать сына в честь деда Христосом, святой Арсений по Божию откровению увидел в новорожденном родственника-монаха и окрестил его со своим именем, пояснив: «Хорошо, вот вы хотите оставить кого-то, кто пошел бы по стопам деда. А разве я не хочу оставить монаха, который пошел бы по моим стопам?»

То есть монашество как пограничное бытие – в мире сем «не от мира сего» – будущему старцу Паисию было предречено с младенчества.

Искание мученичества

Когда младенцу Арсению не было еще и 40 дней, началось вынужденное переселение греков с обжитых малоазийских территорий. Греция потерпела поражение в греко-турецкой войне, одним из главных национальных мотивов начала которой для греков являлось восстановление Византийской империи. В греческой историографии эту идею реставрации единой державы со столицей в Константинополе называют «Великой идеей». Можно сказать, что будущий старец Паисий родился в год ее краха, что во многом определило траекторию его духовного пути и те пророчества, которые он выражал жизнью или словами.

Тогда, в начале XX века, империя, так и не воскреснув на своих руинах в физическом времени и пространстве, стала демографически сворачиваться: с бывших византийских территорий Малой Азии в 1920-х годах было изгнано около 1,5 млн. греков. Многие из них так и не добрались до берегов Эллады. Это переселение в истории Греции получило название «малоазийской катастрофы». Чуть не умер в толчее и давке и младенец Арсений, когда на него кто-то наступил. Если при Крещении ему было предначертано монашество, то в этой травме – мученичество, по крайней мере, всю оставшуюся жизнь Арсений Эзнепидис, а потом уже монах Аверкий и старец Паисий сознательно мученичества искал.

Однажды, уже в Греции, в селении Коница, где обосновалась его семья, когда сам Арсений был еще слишком мал, а его старшие братья работали на полях, он вызвался отнести им обед. «Но как ты узнаешь дорогу?» – спросила мама. А он, как потом рассказывал, взял крест в руку, подобно святым мученикам, как он их видел на иконах, и пошел.

Потом уже, когда он сам стал помогать на поле, братья рассказывали, что, идя домой, часто замечали, как Арсений намеренно отстает. Однажды подсмотрев, зачем, они изумились: младший брат снимал обувь и босиком бежал по полю со скошенным клевером, который был очень колючим – точно тонкие гвозди. Острия скошенной травы протыкали кожу на ступнях и ноги мальчика были в крови. Так Арсений c детства подражал мученикам, о которых много читал в житиях.

Под конец жизни он выпросил себе у Бога болезнь – рак, может быть, взамен тех многих раковых больных, о выздоровлении которых он молился, и они действительно поправлялись. А сам старец почил со словами: «Мученичество, настоящее мученичество…» Был уверен: в страданиях о Христе расширяется наше сердце. Видимо, поэтому и про свое старческое служение он говорил, что «сдает духовную кровь».

Смиренному всё смиренное по душе

Но мученичество без смирения бессмысленно и невозможно. Смирению будущий старец Паисий наставлен был еще в детстве. Когда он был маленьким, в Конице, поскольку он быстро бегал и всегда побеждал в соревнованиях, дети его дразнили «беженцем» и не давали бежать с другими ребятами. Он шел жаловаться к матери и говорил:

– Мама, меня обижают другие ребята и не дают бегать!

– Сынок, у нас здесь места много, бегай! Зачем ты хочешь, чтобы на тебя смотрели? Чтобы возгордиться? Чтобы быть первым? Нужно быть смиренным в своей жизни, – наставляла мать[1].

«И тогда я подумал, что мама права, – вспоминал потом старец. – И потихоньку мне расхотелось и бегать, и играть в мячик, чтобы меня видели, потому что я понял, что в этом есть гордость. “И правда, – думал я, – какая же всё это чепуха! Мама права”. И после, видя, как другие дети носятся, бьют по мячу и хвалятся этим, я не очень переживал. Я смеялся и говорил: “Ну, чего вытворяют?” – а сам был тогда маленьким: в третий класс начальной школы ходил. Потом я жил естественной жизнью.

И сейчас, если меня спросят: “Что выберешь: подняться в августе месяце босиком по колючкам на вершину Афона или же поехать на какое-нибудь торжество, где тебя облачат в мантию и осыпят почестями?” – то я скажу, что предпочитаю босиком подняться на Афон. Не от смирения, а оттого, что мне это по душе»[2].

Старец возлюбит само слово «смирение»: как указывается в его житии, ему всегда нравилось использовать его и в обыденных выражениях, например: «cделай-ка свет немножко посмиренней», «смиренная скамеечка», «это дерево надо бы сделать маленько посмиренней» (то есть обрезать ему ветви)[3].

«Читать, чтобы смириться, а не для того, чтобы понять»

Арсений Эзнепидис окончил всего три класса общеобразовательной школы. Однако, как рассказывает его ученик митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай (Хаджиниколау): «В Америке у меня было пять профессоров – обладателей Нобелевской премии. И никого из них я даже близко не поставил бы с этим человеком, который окончил всего три класса общеобразовательной школы. Светила мировой науки на его уровне понимания мироздания оказались бы слишком бедны знаниями.

Мудрый – это не тот, кто получил множество дипломов и премий. Не тот, кто эрудирован и очень умен, много всего знает и стремится эти знания показать. Мудрый – это смиренный человек, который по своему смирению получил Благодать Господа, и она просвечивает через него в мир. Освящает тех, кто соприкасается с этим человеком. В его присутствии всё становится понятно.

Когда я прибыл на Афон, я спросил старца Паисия:

– Что мне читать?

– Ничего, – ответил он.

Сейчас такое время, что мы знаем много молитв, но молимся мало. Едим постную пищу, но не постимся. Копим сведения о духовной жизни, а опыта ее не имеем. Исповедуем грехи, но не каемся. Ходим в храмы и стоим на службах, но душа не смиряется перед Творцом. Все это оттого, что сердце закрыто. Оно должно открыться, чтобы впустить Христа.

Старец Паисий, когда запретил мне читать, утешил меня: “Не волнуйся! Я тоже ничего не читал”. Потом подумал и сказал: “Ничего, кроме преподобного Симеона Нового Богослова”. Потом добавил: “Чуть-чуть Иоанна Златоуста”. И, наконец, признался: “Еще читаю авву Дорофея. Но не для того, чтобы понять, а для того, чтобы смириться”. Когда читаешь для того, чтобы смириться, можно понять гораздо больше, чем когда читаешь для того, чтобы понять»[4].

375085.b-768x511

Стомион. Родина старца

Маленький Арсений с детства каждый день читал Святое Евангелие. Где-то доставал жития святых и читал их взахлеб. Потом он, уже будучи старцем, как-то скажет: «С юности я читал очень много житий святых, а сейчас чтение житий мне помогает уже не столько – потому что я их уже не читаю, а живу»[5]. В детстве же прочитанное в житиях он еще только учился применять к себе.

И всё-таки старец Паисий уделял большое значение святоотеческой начитанности христиан, особенно иноков, несмотря на только что приведенные рекомендации чаду-вундеркинду.

Другому ученику он как-то посетовал: «Вот увидишь, они скоро начнут запрещать в монастырях святоотеческое чтение, потому что оно будет обличать их»[6]. Хотя надо отметить, что в наставлениях старца Паисия неоднократно встречаются и примеры блаженной простоты: старец Паисий не ставил смирение в зависимость от уровня образования.

Так, он отмечал: «Говоря “просвещённый человек”, мы имеем в виду человека, просвещённого духовно, зрелого духовно. Я заметил, что как человек неучёный может быть и очень гордым, и очень смиренным, так и человек образованный может быть и очень гордым, и очень смиренным. То есть вся основа – во внутреннем просвещении. Это то, о чём говорит Василий Великий: “Важнее всего – это занимать высокое место и иметь смиренное мудрование”. Тот, кто занимает какую-то значительную должность и имеет немного гордости, некоторым образом имеет в этом оправдание. Но нет никакого оправдания тому, кто имеет гордость, не занимая высоких должностей. Вся основа – в просвещении себя, во внутреннем просвещении. Если человек просвещён, образован и при этом имеет смиренное мудрование, то это лучше всего»[7].

Как очиститься от внутренней грязи?

Приходящей к нему молодежи старец Паисий будет советовать до 30 лет точно определиться с тем, кто ты: семейный или монах? Сам он поступил в монастырь в 29 лет. Хотя и до этого он уже отправлялся на Афон, но, поскитавшись там по монастырям и каливам и не определившись, вернулся назад. В следующий раз он уже прямиком направился в Констамонит, так как решил выбрать себе место подвига посуровее. Но в день его прибытия на Афон на южной стороне полуострова разыгрался шторм. И жаждущий подвижничества Арсений оказался на северной стороне Афона в монастыре Эсфигмен.

Он воспринял это вмешательство непогоды как указание Божие. В конце концов, и Матерь Божия оказалась на Афоне именно благодаря буре. Придя в монастырь Эсфигмен, новоначальный Арсений, однако, предупредил игумена, что ищет безмолвной жизни и со временем намерен найти себе место поуединеннее. При таком условии Арсений и был принят в братство. Считал, что поздновато начинает свой монашеский путь. Поэтому всячески старался наверстать упущенное интенсивностью подвига.

«Когда мои аккумуляторы совсем сели, то есть когда истощились телесные силы, – рассказывал старец о времени своего послушничества в Эсфигмене, – я пережил одно необыкновенное событие. Однажды ночью я стоял и молился… Вдруг я почувствовал, как что-то опускается сверху и всего меня омывает. Я чувствовал необыкновенное радование, и мои глаза стали подобны двум источникам, из которых ручьём текли слёзы. До этого я много раз испытывал умиление и подобное этому, но такое посещение было впервые. Это событие имело такую духовную силу… что оно укрепило меня и продержалось во мне около десяти лет, до того момента, когда уже позже, на Синае, я несколько иным образом пережил нечто большее»[8]. А «постоянное умиление, – по слову святых отцов, – содержит душу в постоянном смирении»[9].

Хотя, с другой стороны, есть и такая закономерность: «Cмирение пред старцем и пред всеми братиями немедленно начнет приводить сердце в умиление и содержать в умилении»[10]. А уж чего-чего, а посмиряться в братстве новоначальному Арсению довелось…

Был там один брат-столяр И. (его имя даже нигде не упоминается), он не только грубо обходился, но и нарочно, точно пытаясь доставить боль, попирал все ремесленные правила, а плотничество, которому Арсений выучился еще в миру, он благоговейно чтил за ремесло Самого Господа. Никто из братии с этим надменным братом и недели не мог выдержать, но Арсений, постриженный через год в рясофор с именем Аверкия, нес у него свое мученическое послушание в течение 2,5 лет. «Он бил меня, как бьют пойманного осьминога, – вспоминал потом старец, – но он очистил меня от всей внутренней нечистоты»[11].

У Бога на каждого из нас Свой план и Свой суд

Приняв мантийный постриг с именем Паисий уже в другом особножительном, более уединенном монастыре Филофей, будущий старец все также искал полного безмолвия. Но Господь хранил его, и сам старец потом признавался, что, останься он один, «без тормозов бросился бы в аскезу. Что бы сделал со мной диавол![12].

375083.b

Старец Паисий

В монастыре Филофей с отцом Паисием приключилась следующая история: «Хотя от аскезы я стал похожим на скелет, однажды ночью я почувствовал искусителя – как бы женское дыхание прямо у себя над ухом. Я тут же поднялся, начал церковное песнопение и зажёг свечу. Когда я исповедал происшедшее духовнику, он сказал: “Должно быть, в тебе есть тайная гордость. Если человек совершает такую аскезу, то подобным искушениям оправдания нет”. И действительно, исследовав себя, я убедился, что иногда мой помысл говорил мне, что я что-то из себя представляю и будто бы делаю – как бы это сказать? – ну, якобы делаю что-то значительное. Ух, какая же это чушь собачья!..»[13].

«Смирение обладает великой силой, – наставлял потом старец Паисий. – От смирения диавол рассыпается в прах. Оно – самый сильный шоковый удар по диаволу. Там, где есть смирение, диаволу не находится места. А если нет места диаволу, следовательно, нет и искушений»[14].

А пока не расторгнуто собеседование с лукавым, отправляться на подвиг одному опасно. Cтарец потом писал в письме: «Когда в гордой душе сидит тангалашка (так старец, следуя наставлению своей матери, иносказательно называл бесов – О.О.), тогда плоть, даже если она подобна скелету, постоянно будет брыкаться. Как постоянно брыкаются тощие как скелет бешеные ослы, хотя их и доводят чуть ли не до голодной смерти, чтобы они успокоились. Поэтому новоначальному необходимо сделать рентген у своего духовного врача, чтобы он увидел сначала, чем больной страдает, и чтобы врач назначил ему лекарство и диету»[15].

Рецепт монах Паисий сподобился получить от Самой Божией Матери. Она взыскала с него выполнение данного Ей обета. «Еще будучи солдатом, – вспоминал старец, – я дал Божией Матери обет: если Её благодать сохранит меня на войне, то я три года буду трудиться на восстановлении Её сгоревшей обители. Я думал, что, поскольку стал монахом, Божия Матерь не взыщет с меня исполнения этого обета. Но, видно, Она этого не хотела»[16].

Произошло это так: «Я молился у себя в келье, и вдруг у меня совершенно отказали руки и ноги. Я не мог не то что подняться, но даже пошевелиться, меня сковала какая-то невидимая сила. Я понял: происходит что-то необыкновенное. В таком состоянии – словно меня прикрутили винтами к полу – я пробыл более двух часов. Вдруг, как по телевизору, я увидел с одной стороны Катунаки, а с другой – монастырь Стомион в Конице. Я с горячим желанием обернул взор на Катунаки и услышал голос (это был голос Пресвятой Богородицы), ясно говорящий мне:

– Ты не пойдёшь на Катунаки, а поедешь в монастырь Стомион.

– Матерь Божия, – сказал я, – я просил у Тебя пустыни, а Ты посылаешь меня в мир?

И снова услышал тот же самый голос, строго говорящий мне:

– Ты поедешь в Коницу и встретишь такого-то человека, который тебе очень поможет.

Одновременно, во время этого события я, как по телевизору, увидел ответы на многие волновавшие меня недоумения. Потом я вдруг разрешился от невидимых уз и моё сердце исполнилось Божественной Благодатью. Я пошёл к духовнику и рассказал ему о происшедшем.

– Это воля Божия, – сказал духовник, – однако никому не рассказывай об этом видении. Скажи, что по состоянию здоровья (а я действительно в то время харкал кровью) тебе надо выехать со Святой Горы, и поезжай в Коницу.

Я хотел одного, но у Бога был Свой план. Однако впоследствии оказалось, что я перешёл в Стомион главным образом для того, чтобы помочь восьмидесяти совратившимся в протестантство семьям вернуться в Православие»[17].

Нечто большее

В августе 1958 года отец Паисий оказался в родных краях – в Конице, в монастыре Стомион. Когда позже новопоставленный игумен Стомиона спросит старца Паисия, почему он ушел из монастыря, тот ответит: «Э, я попросил Матерь Божию, чтобы Она Сама показала мне место, куда идти. И Она сказала мне: “Иди на Синай”». Но он и там из монастыря святой Екатерины вскоре отпросился в отдельную отдаленную келию святой Епистимии.

Известны такие свидетельства старца Паисия об этом периоде: «Я спустился в монастырь, чтобы быть на Божественной Литургии. Причастившись, я особым образом почувствовал вкус Божественного Причащения. Это были Тело и Кровь Христова, – вспоминал старец Паисий. – Получив силы от этого знамения и глядя из монастыря на аскетирий, cтарец сказал диаволу: “Если хочешь, приходи, вот теперь повоюем”»[18].

«Что я пережил там, наверху, от диавола за эти пятнадцать дней, нельзя выразить. Это невозможно себе представить! Я чувствовал себя так, словно был пригвождён к кресту»[19]; «Благодарю Благого Бога за то, что Он меня сохранил – брань была такой сильной… После этой борьбы Благий Бог – поскольку Он меня уберёг – удостоил меня причаститься на Святой Вершине. Весь тот день после Причастия я испытывал такую радость, что не могу описать. Я рассыпался в прах от великой любви Божией и чувствовал Его присутствие близ себя. Поэтому враг диавол и вёл против меня такую напряжённую брань – желая лишить меня этого духовного радования, которое дало мне силы на долгое время…»[20].

Это и было то «нечто большее», что старец пережил на Синае по сравнению с упоминаемым утешением на десяток лет в Эсфигмене, – то нечто гораздо большее, что получал, отказываясь от благ мира сего…

«Да что вы там вообще вытворяете? Строите из себя подвижников!..»

По состоянию здоровья через пару лет монах Паисий вернулся с Синая на Афон, на этот раз поселившись в Иверском скиту – каливе святых Архангелов. Здесь произошел следующий показательный случай.

375081.b-768x535

Старец Паисий и высокопоставленные гости Афона

Вскоре старец, как и всюду прежде, запросился на безмолвие. Подошел за благословением к одному из соборных старцев Иверского монастыря, чтобы ему разрешили построить в облюбованном овраге небольшую уединенную каливку, а тот поднял крик: «Да что вы там вообще вытворяете? Строите из себя подвижников!..» Той же ночью этому старцу явился покровитель Иверского скита – Предтеча Иоанн и стал его бить. В ужасе старец вскочил и побежал в храм, где в это время шла служба. Он даже просил прервать Богослужение и, едва дождавшись его окончания, рассказал братии, что с ним произошло.

В итоге не только благословил постройку каливки, но и выделил мулов со стройматериалами[21].

Потом, по смерти своего русского духовника отца Тихона, старец Паисий жил 11 лет в его келии Честнаго Креста и после перешел в келию Панагуда, где совершал свое старческое служение и стал известен на весь православный мир.

Показательно, что все эти скитания, которые современниками могли вменяться отцу Паисию в гордыню, «невозможность ужиться на месте» и даже в прелесть, особенно его прошения на безмолвие, на самом деле были не только результатом подвижнического рвения монаха, но и, как нам теперь известно, исполнением воли Божией. А это и есть цель жизни христианина на земле.

Источник

[1] Старец Паисий Святогорец. Путь к святости. Автор-составитель О.В. Орлова. М.: Фонд сохранения духовно-нравственной культуры «Покров», 2014. С. 46.
Здесь и далее: Старец Паисий Святогорец. Путь к святости.

[2] Блаженной памяти старец Паисий Святогорец. Слова. Т. 2. «Духовное пробуждение», М. Святая гора, 2008. С. 371.

[3] Иеромонах Исаак. Житие старца Паисия. М.: Изд. дом «Святая гора», 2013. Ч. 2. С. 24.
Здесь и далее: Житие старца Паисия.

[4] Старец Паисий Святогорец. Путь к святости. С. 42.

[5] Житие старца Паисия. Ч. 2. С. 273.

[6] Там же.

[7] Блаженной памяти старец Паисий Святогорец. Слова. Т.1. «С болью и любовью о современном человеке», М. Святая гора, 2008. C. 241.
Здесь и далее: Слова старца Паисия. Т. 1.

[8] Старец Паисий Святогорец. Путь к святости. С. 67.

[9] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения: в 8-ми тт. М., 2008. Т. 1: Аскетические опыты. С. 296.

[10] Там же. С. 259.

[11] Житие старца Паисия. Ч. 2. С. 17.

[12] Там же. Ч. 1. С. 103.

[13] Там же. С. 93.

[14] Слова старца Паисия. Т. 1. С. 65.

[15] Старец Паисий Святогорец. Письма. М. Святая гора, 2008. С. 209.

[16] Житие старца Паисия. Ч. 1. С. 109.

[17] Там же. С. 104–105.

[18] Там же. С. 150.

[19] Там же.

[20] Там же. С. 159.

[21] Там же. С. 170.