
«Почему, Господи?» Почему случаются несчастья? Почему смертельно болеют дети? Митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай задавал эти вопросы и себе — в детской онкологической больнице.
Этот вопрос рвется из страдающих сердец каждый день. И ответом на него не могут быть слова — только слезы. Здесь нет мыслей — есть только чувства; нет рассуждений — только молчание; нет ответов — только сострадание. Взгляд в такие минуты бывает красноречивей слов, вздох — сильнее мысли, а невозможность ответа открывает больше истины, чем сам ответ — каким бы он ни был.
Оглядимся вокруг — и увидим наших ближних, обессилевших от страданий.
Многие из них не могут даже пожаловаться — настолько им мучительно, тяжело и страшно. И это не какие-то незнакомые, посторонние люди, не имеющие к нам никакого отношения — нет, это наши родные, наши близкие, связанные с нами неразрывно и неделимо. Более того: они — лучшие из нас, ведь благодаря им очищается наша душа, наше эго. Их безмолвные страдания настолько печалят наше сердце, что хочется дать им «взаймы» какие-то слова, с помощью которых они могли бы выразить свою боль.
Как-то раз мне случилось побывать в онкологическом отделении одной из афинских детских больниц. Заведующая встретила меня и предложила вместе пройтись по палатам. Признаюсь, я отказался. Я просто стоял и смотрел по сторонам. Удивительное это было место — кабинет заведующей онкологическим отделением!
Стены здесь были сплошь увешаны фотографиями, на которых — множество прекрасных детских лиц с болью, печалью и надеждой смотрели тебе прямо в глаза. Кто-то из этих детей, несомненно, вылечился, а кто-то отошел ко Господу, ожидая встречи с нами в Его объятиях. Фотографий в кабинете было больше, чем книг. Думаю, это не случайно: ведь ни одно научное знание не превосходит по полноте правду жизни — правду, которая пронзала сердце в этой небольшой комнате, пропитанной особой, не похожей ни на что любовью и истиной, невидимой в нашем повседневном, наполненном иллюзорным благополучием мире.
Мы направились к выходу. Признаться, я вздохнул с облегчением — но через мгновение остановился как вкопанный. В холле за столом несколько обритых наголо ребятишек увлеченно играли в какую-то настольную игру; у каждого было по внутривенному катетеру — ребята проходили химиотерапию. Тут же, на диванчике, сидели их мамы и один дедушка. Взрослые, заметив нас, впились в меня глазами, а дети, увлеченные игрой, весело продолжали свое занятие. Губы не слушались меня — да и улыбка доброго батюшки, пришедшего сюда с благими намерениями, была бы здесь некстати. Этот контраст — озабоченная грусть взрослых и беззаботное веселье тяжелобольных детей — поразили меня в самое сердце: никогда раньше я не видел ничего подобного. Молчаливый плач и немой вопрос застыли в этом холле, в испытующих взглядах взрослых и беззаботной игре детей с катетерами в руках: «Почему я, Господи?»
Страдание в глазах можно смыть лишь слезами. Слова здесь бессильны. Поэтому я просто поздоровался со всеми и пошел своей дорогой, унося с собой этот трудный, тяжелый и столь часто повторяющийся вопрос: «Почему?»
Почему Бог попускает страдания? Почему такая несправедливость? Почему страдают маленькие невинные дети? Почему они должны умирать так рано и так тяжело?
Почему вместо беззаботного детства им уготована невыносимая боль? Почему? А если все это нам во благо — почему благо нельзя стяжать без такого горя и страданий?
Что плохого я сделал? За какие грехи расплачиваюсь? Как понять, как найти причину? И если я действительно виноват, неужели нельзя исправить ситуацию? И что же это за причина, по которой должно страдать маленькое невинное существо?
Нет, это невыносимо. Еще немного — и исчезнет та капля веры, которая еще есть. Какая польза от всего этого, какой смысл? Разве я, Господи — не Твое чадо? Разве Ты не есть любовь? Где же тогда связь между Твоей любовью и моим страданием? Как могу я хотеть приблизиться к Тебе, если Ты посылаешь такое? Как сочетается Твое добро с не поддающимися логике страданиями, горем и вопросами: «Почему? Почему? Почему?..»
Юноша и девушка знакомятся, узнают друг друга, в их сердцах загорается любовь — молодая, сильная, глубокая, красивая, умножающаяся и умножающая. Любовь заполняет все сердце, всю душу, захватывает обоих целиком, и они женятся. Как счастливо начинается семейный путь! С каждым днем, глядя друг другу в глаза, молодые люди убеждаются в своем счастье. Ничто, кажется, не может омрачить сияние их любви, их радости и блаженных мечтаний.
Проходит время — и вот молодая семья уже ожидает пополнения. Их совместная жизнь украсилась еще одним смыслом, еще одной мечтой и надеждой. Впервые в этом союзе, в этих отношениях появляется кто-то третий, призванный умножить и укрепить уже существующую любовь. Крошечный, невидимый глазу эмбрион не только появляется от любви, но и рождает любовь, давая новую жизнь своим родителям. Их любовь не только увеличивается — она меняется, обретая иное качество.
Молодая жена — уже мать. Осталось совсем немного времени — и в ее объятиях появится новый человечек. Наконец наступает день родов, и физическая боль сменяется радостью чуда появления новой жизни, новой личности в доме. Первый из трех, пяти, десяти детей — именно с ним впервые приходят новые радости, тревоги, заботы, объятия, поцелуи, игры и мечты. Дитя растет, развивается, начинает смеяться, лепетать, ходить, шалить, вот-вот пойдет в школу… Родительская любовь растет. Ее всегда сопровождает страх — точнее, страхи. Они меняются, но присутствуют постоянно.
Вдруг однажды мы узнаем, что в знакомой семье тяжело заболел ребенок.
Наше счастье омрачается — но ненадолго. С нами этого не случится! Болезнь не приходит просто так, наверняка есть причина, по которой заболел тот малыш. А с нами это настолько маловероятно, что можно не беспокоиться.
Вспоминая слова молитв, собирая нашу крошечную веру в троеперстие, мы наспех осеняем себя крестным знамением: если Бог есть, Он нас защитит, Он не допустит. Ведь Он — любовь! Даже если нас не пожалеет, то уж невинное дитя — точно. Так мы успокаиваем себя, призывая имя Божие в минуту печали о чужом горе.
И вдруг дитя заболевает. Температура не сбивается, слабость не проходит, появляются непонятные боли — и родители в тревоге ведут ребенка к врачу. Он пропишет нужные лекарства, назначит анализы — это просто простуда, или аллергия, или пустяковая травма, которая, если раньше и могла быть проблематичной, сейчас лечится быстро и успешно.
Но проходят дни — и вердикт врачей звучит как гром среди ясного неба. Этот диагноз похож на название морского деликатеса, только клешни его не лежат красиво на тарелке, а впиваются в наш разум и сердце: рак. И вместо изысканного блюда перед нами — яд, отравляющий наше существование. Еще вчера, крепко обнявшись, мы радовались посланному Богом ангелочку, а сегодня наши объятия похожи на чашу слез, льющихся от страха потерять своего ангела.
Обследование за обследованием, и настает момент, когда в отчаянии мы начинаем задавать себе этот вопрос: «Почему?» Почему, Господи, Ты попустил это страдание? В чем виноват мой ребенок? Почему именно он, самый лучший, самый умный, самый красивый — а не какой-то другой, чужой и неизвестный?.. Почему он должен болеть и страдать — мучительно, безропотно, безмолвно, ничего не понимая? Почему он должен покидать своих родителей, своих братишек и сестренок, свои игрушки, спортивные секции, достижения, мечты?.. Почему вообще такое происходит — когда никакие доводы и рассуждения не могут утешить, никакая поддержка — укрепить, никакой бог — поддержать… Почему?
Мучаясь страхом и отчаянием, мы начинаем надеяться на чудо. Все возможно! Господь воскресил дочь Иаира и сына наинской вдовы, исцелил дочь хананеянки и слугу сотника. Бог особенно любит детей — сколько раз Он ставил нам в пример их невинность! Его любовь неисчерпаема. Столько чудес уже было — почему бы сейчас не случиться еще одному, с нашим ребенком? Что же это за Бог, Которому жалко чуда?
Но все наши усилия как-то себя утешить только увеличивают тяжесть испытания. Чудеса потому и чудеса, что не случаются часто. Да и справедливо ли будет, если чудо произойдет именно с нами? Почему одних посещает Преблагий Господь, а другие должны быть лишены Его присутствия? Почему одни Его только славословят, а другие смиряются и горячо молят о пощаде? В конце концов, если чудо возможно, почему Господь не исцелит всех или, по крайней мере, большинство из тех, кто к Нему обращается? Почему бы Ему вообще не «отменить» все смертельные болезни, чтобы мы радостно и спокойно прожили свою и без того недолгую жизнь? Может быть, Бог существует только для того, чтобы мучить нас? А может быть, Бог вообще не существует, а мы просто мучаемся впустую?
Некоторые из тех, кто желает утешить нас, говорят, что Бог попускает испытания по Своей великой любви. Хорошо, почему же Он тогда не любит вас, утешающих и советующих? Почему ваши дети играют и смеются, а наш малыш еле живой лежит под капельницами? Почему ваши дети шалят, бегают, не слушаются и озорничают, а наш ребенок только выслушивает жалкие сказочки о том, что скоро поправится и пойдет наконец в школу? Почему вы с вашими детьми мечтаете, строите планы на будущее — а мысли о будущем нашего малыша вызывают у нас только ужас?
Ну а если представить себе, что Бог внезапно решил сделать так, чтобы дети не болели, то все равно это не любовь, раз взрослые болеют по-прежнему!
И вообще — почему так горька, трагична и страшна жизнь? Почему страшно полюбить и привязаться, страшно довериться? Почему чем сильнее любовь, тем больнее разлука? Почему чем глубже чувство, тем больше страданий оно приносит? Почему?
А может быть, именно из-за этих бесконечных «почему» мы так страдаем? Некоторые так и говорят: это грех. Может быть, потому и болеют наши дети?
И все-таки… Все-таки эти «почему», если задавать вопрос со смиренным, тихим страданием, олицетворяют не только суть истинного нашего «я», но и экзистенциальное недоумение всего мира. Эти «почему» освящены Самим Господом на Кресте: «Боже Мой, Боже Мой, почему Ты Меня оставил? Боже Мой, за что Ты попускаешь Мне это? Что Я сделал Тебе? Разве Я — не Твой Сын?» И вопрос Христа — так же, как и наш с вами, — остается без ответа. Ответ является в последующих событиях.
Обратимся снова к Священному Писанию. Сколько раз этот вопрос — почему? — вырывался из страдающих уст! И праведный Иов Многострадальный, и царь Давид, пережившие смерть своих детей, навсегда остались в истории уникальным примером веры, мужества и терпения.
Этот вопрос мы задаем Богу, задаем себе и другим — особенно любящим нас людям. Для чего? Чтобы в ответ нас утешили, успокоили и приласкали. Другого ответа здесь нет и быть не может. Но даже если бы и был — кто бы мог дать его?
Святой Василий Великий однажды сказал скорбящему отцу, что боль делает человека настолько чувствительным, что его можно сравнить с глазом, не выносящим даже крошечной соринки. Малейшее движение век делает боль еще сильнее. Так и с доводами и аргументацией, которые приводятся в качестве утешения: с ними еще труднее терпеть боль. Только слезы, молчаливое сострадание и внутренняя молитва могут утишить боль, осветить мрак и дать крошечную надежду.
Боль не только пробуждает: она рождает любовь в тех, кто рядом. Люди учатся сострадать и соболезновать, учатся ставить себя на место другого. Это трудно, но очень важно — когда тебе хорошо, пытаться испытать чувства тех, кому плохо. И люди стараются. Таким образом боль становится не только началом нашего подвига, но и рождением новых отношений с ближними: в них появляется подлинная, истинная любовь. В боли рождается истина, которую сострадание насаждает в сердце сочувствующего человека. Именно здесь и скрывается ответ на вопрос «почему». Утешение, облегчение и ощущение великой благодати, проникающие в страдающее сердце, покрывают боль.
Известно, что у одних и тех же родителей могут быть абсолютно непохожие друг на друга дети. Подумайте: если на земле нет даже внешне одинаковых людей — насколько же разнообразны проявления нашего внутреннего мира! То же касается и таких глубоких, серьезных и сложных вопросов, как вышеупомянутое почему. Если задавать его всем без разбора, то даже максимально «точный» ответ (который невозможен) разрушит многообразие и вариативность ответов, которые дает наше сердце и которые Бог приготовил для каждого из нас. Каким бы мудрым здесь ни было мнение умного человека, оно надломит целостность Божественной истины и свободы внутри нас.
Большая ошибка — ждать правильного ответа от других. Покажите мне хотя бы одного мудреца-философа, который привел бы здесь несокрушимые аргументы, исчерпывающие такое личное, такое разное «почему».
Правильный ответ может родиться только внутри нас. Не в похожих ситуациях, не в умных книгах, не в полезных советах. Ответа нет нигде — только в тебе самом. И рождение этого ответа — дар от Бога.
Задавая этот вопрос вовне, мы ждем то, что может принять наша немощь, наша слабость. Именно поэтому ответа от людей здесь быть не может: здесь нет места ни немощи, ни слабости.
Потому и Господь почти не говорил о смерти; Он просто выбрал ее и понес как величайшее страдание, немыслимое большинству из нас.
А когда воскрес, из Его уст больше ощущалось дыхание, чем слышались слова. Господь уже ничего не говорил о жизни и смерти — Он лишь предрек мученичество Петра. Боль не знает аргументов. И логика бессильна перед неправдой и смертью. Только дыхание, вдох и выдох, даруемые Одним лишь Богом — дуновение Духа Святого, ниспосылающего нам смирение, помогающее принять волю Божию, такую истинную и непонятную одновременно.
Переживая испытание, мы сковываем себя бесконечными вопросами без ответа. «Почему», «а может быть», «а если» — в каждом из этих вопросов сквозит надежда, за которую мы цепляемся, надеясь выжить в этом мире, вернуть былое благополучие и стабильность. Однако чаще всего это происходит не благодаря какому-то предложенному решению, а с появлением неожиданного, нелогичного Божественного утешения. Любая попытка подменить его рациональными доводами ведет к усугублению проблемы внутри нас. Разумный, логичный, точный ответ становится еще более опасным капканом в нашей трагедии. В диалоге с болью, смертью и несправедливостью необходимо отойти от человеческой меры. И это не только выход из испытания, но и благодеяние, посылаемое через него.
Задавая вопрос, человек всегда рассчитывает на ответ. Или Бога нет, или вместе с испытанием Он посылает нам уникальную возможность. Если бы не было Распятия, не было бы и Воскресения и Господь был бы просто хорошим Учителем, но не Богом. Бог дает возможность. И очень важно ею воспользоваться. А смысл этой возможности и ее радость — гораздо больше напряжения и боли в нашем испытании.
Смерть, боль и несправедливость суть тайна, не терпящая ответов. Истина здесь — не в аргументах или взглядах, но в смирении и соединении с человеком в его страдании. Этот путь проходит по границе между жизнью и смертью, между ропотом и славословием, между чудом и несправедливостью, путь с неожиданными поворотами и неведомыми закоулками, в которых сокрыта подлинная правда жизни.
Если удается не сломаться под испытанием, истина открывается нам в таком виде, какой мы даже не могли ее себе представить. Если найти в себе силы принять свою боль, она становится поразительно осязаемой, раскрывая действительность совершенно особым, неведомым доселе образом. Главное — не событие и не поиск смысла. События происходят независимо от нашего желания и воли, а смысл существует и без догадок. Главное — вовремя открыть глаза и увидеть этот смысл.
К сожалению, теряя важное, утрачивая любимое, мы обычно приобретаем гораздо больше. К сожалению — потому что это грустная, печальная истина.
Но, конечно же, боль и несправедливость не отменяют Божественной любви. Бог есть. И Он — любовь и жизнь. Совершенная любовь и полнота жизни.
И величайшее чудо в Его существовании — то, что Он существует одновременно с болью, несправедливостью и смертью.
И, возможно, самое великое наше призвание — сожительствовать с Ним, с Его личной болью, надеждой и желанием во что бы то ни стало получить ответ на свои «почему», смиренно ожидая встречи с Ним среди всех тех «несправедливостей», которые, как мы думаем, Он специально посылает нам.
Недавно ко мне подошла тяжелобольная девушка, чьи дни, по мнению врачей, уже сочтены. Взглянув ей в глаза, я увидел, сквозь муку и страдание, великую надежду. Сквозь слезы в них читалась удивительная сила, мудрость и — радость.
— Я хочу жить, отче, — сказала она, — но я пришла к вам не для того, чтобы вы меня утешили и обнадежили. Я пришла, чтобы вы подготовили меня к переходу в мир иной.
— Я служу жизни, а не смерти, — ответил я. — Поэтому мне хочется, чтобы ты жила. Позволь только спросить тебя: в минуту боли и отчаяния задавала ли ты Богу вопрос: «Почему я, Господи?»
— Не понимаю, отче, — ответила она. — Я спрашиваю: «Почему не я, Господи?» И жду не смерти, но просветления.
Митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай
Источник