Синодальный отдел по делам молодежи УПЦ

О своем отце, протоиерее Тихоне, в книге «Живое предание XX века» рассказывает матушка Екатерина Кречетова

Всю жизнь отец Тихон Пелих, получивший в молодости благословение святого патриарха Тихона, безраздельно служил Церкви. Смиренный, кроткий, молитвенный человек, он умел ладить с каждым, говорил, не повышая голоса, а его лицо светилось добротой. За утешением к нему стремились очень разные люди: лаврские монахи, московские священники, а бывало, приезжали на правительственных «чайках». Двери его дома были открыты всегда – ранним утром, днем и даже ночью.

Тоска «по своим родненьким»

Мой отец Тихон Пелих[1] родился в Харьковской губернии в семье кузнеца. В шесть лет он остался круглым сиротой. Первое время его воспитывал старший брат, уже тогда женившийся. Потом он отдал мальчика в церковно-приходскую школу, где внимание на него обратил священник, преподаватель Закона Божия. Село, где учился Тихон, находилось рядом с поместьем барина, замечательного, глубоко верующего человека. И тот, по просьбе священника, взял сироту к себе в дом, усыновил и воспитал наравне со своими детьми. Отец Тихон любил приемных родителей, но очень тосковал «по своим родненьким», как он говорил. В общем, детство грустное было. Вскоре революционные события раскидали всех, его приемные родители эмигрировали, взяв с собой дочерей, а он с сыном помещика остался в районе военных действий.

Во время эпидемии сыпного тифа Тихон вместе с братом заболели и попали в лазарет. Папа рассказывал, как видел смерть, которая переходила от его койки к койке брата и как будто колебалась, кого выбрать. Потом села на кровать брата, и тот скончался. Тихон выздоровел, выжил и снова оказался на попечении добрых людей в одном из приходов Пятигорска. Там его устроили на работу в местную библиотеку, и какое-то время он трудился при храме и в библиотеке, помогая священнику. В 1923 году по совету друзей отправился в Москву и поступил на биологическое отделение Московского государственного педагогического института.

Благословение Святейшего

Когда он приехал в Москву, то прямо с вокзала направился в храм – это было утро воскресного дня. И попал на богослужение, которое совершал Святейший Патриарх Тихон[2]. Во время литургии Тихон вдруг почувствовал, что ему необходимо получить личное благословение Патриарха на новую жизнь. В конце службы, нимало не колеблясь, он вошел в алтарь за благословением, и никто его не остановил. Святейший как раз присел отдохнуть после причастия, и тут у его ног оказался незнакомец. Молодой Тихон стоял на коленях и просил благословить его на жизнь и учение в Москве. Патриарх ласково обнял его, поцеловал и спросил, откуда он и как его зовут. «Тихон», – назвался молодой человек. «Меня тоже Тихон», – улыбнулся Святейший. Но тут Тихона, стоявшего на коленях перед Патриархом, заприметили иподиаконы, взяли его за полы шинели и вывезли из алтаря. Папа часто вспоминал об этом случае с улыбкой.

Велика была сила первосвятительского благословения! Она хранила Тихона во многих обстоятельствах жизни – и в студенчестве и в последние годы его жизни. Пока он учился в институте, то жил в общежитии, и не скрывал своих убеждений. Он вел дневник, иногда оставлял его открытым на столе. С ним в комнате жили еще человек семь, и никогда не возникло никаких неприятностей.

Вот что он запишет в своем дневнике: «1927 год. 3 апреля, Москва, Балчуг, общежитие. Вчера была суббота – Великий и святой день для меня. Однако насколько же наша человеческая природа способна быстро загрязняться! Стоит побыть в другой атмосфере, и уж ты непременно мыслью, или словом, или взглядом, или движением – тем или иным оттенком реагирования – кладешь отпечаток на очистившийся лик души. Трудно, очень трудно блюсти себя и следить за собой, будучи не в уединении. Так же было и сегодня. Так как этот дневник должен явиться зеркалом моей души, то да поможет мне Господь, и Пресвятая Матерь Его, и святой Ангел-Хранитель выполнить точно это мое намерение.

8 апреля. Накануне Благовещения Миша, с которым я живу в одной комнате, выразился хульно о Божией Матери, а я преступно промолчал. И только за всенощной необычайный стыд обуял меня. И я решил предупредить Мишу, чтобы он так не выражался, сказав ему, что я – верующий».

Однажды в студенческие годы их повезли с экскурсией по действовавшим храмам Москвы. Вошли они во время литургии в один храм, где пели «Тебе поем». И, как рассказывал папа, – «я не мог стоять». Он тут же опустился на колени и простоял до конца весь Евхаристический канон на коленях. И когда он встал, товарищ его спрашивает: «А где же ты был?» То есть никто этого даже не заметил!

Каждое лето студенты занимались изысканиями в астраханских степях. И там он находил место для молитвы, никогда не афишируя своих убеждений, но и не таясь. Как мне кажется, его всегда хранило благословение святого Патриарха Тихона. И снова мы обратимся к дневнику отца: «1927 год. 25 июля. Утро, 6 часов. Степь под Богучаром. Солнышко. Роса – редкое явление для степи, нет ветерка, далекие петухи и куры… Иду по степи, надо помолиться.

27 июля. Я человек не компанейский и не общественный. Люблю одиночество и ищу его, а говорить с людьми люблю только на темы философского характера и попадаю в глупое положение, когда мне приходится через силу вести <досужие> разговоры. Тогда и не знаю, о чем говорить.

21 августа. <…> человек ежедневно должен часть времени уделять пребыванию наедине с собой. Спросят: „Зачем это? Ведь это так скучно». Проделайте опыт, и вы узнаете, что только в уединении человек делается самим собой. Только уединение приносит с собой всю глубину загадок и вопросов бытия, ставит перед человеком проблемы философского и религиозного содержания».

Святитель Тихон

Встреча в мезонине

В 1929 году Тихон Тихонович окончил институт, и его направили работать в Сергиев Посад, тогдашний Загорск. Он преподавал сразу несколько предметов: математику, физику, химию, биологию. Так продолжалось до войны. А в 1937 году он женился. Произошло это чудесным образом: в Загорске Тихон снимал комнатку в мезонине на краю города в районе Красюковка. Этот дом с мезонином купил отец Георгий (Лавров)[3]для духовных чад. Но тогда почти все духовные чада отбывали наказание в тюрьмах, в том числе и хозяйка этого мезонина, моя мама, Татьяна Борисовна Мельникова.

Мама была тоже необыкновенным человеком. В юности она духовно окормлялась у будущего священномученика Петра (Зверева)[4], он обучил ее уставу и пению. Потом, когда в 1921 году его арестовали, она стала ходить в храм Христа Спасителя к отцу Александру Хотовицкому[5], тоже будущему святому. А после прихода в храм Христа Спасителя обновленцев[6]в 1923 году мама обратилась за духовным руководством к архимандриту Георгию из Данилова монастыря. За отцом Георгием в 1928 году она пошла в ссылку на вольное поселение в Казахстан, причем не самовольно. Ему в помощницы ее выбрали духовные чада. Бабушка Тани, глубоко верующий человек, часто возмущалась: «Таня – такая красавица, и вечно спиной к зеркалу. Повяжет платок, и бегом на службу». Такими переживаниями она делилась с соседкой Мельниковых по московской квартире, но никогда маме не препятствовала, благословила на то, чтобы ехать за отцом Георгием в ссылку. И там, в ссылке, конечно, продолжалось изучение устава. Отец Георгий служил ежедневно, и все это ей пригодилось потом.

Между прочим, многих подруг Тани Мельниковой отец Георгий постригал, а ей говорил так: «Подожди, деточка, будешь еще матушкой» (хотя она хотела стать монахиней, не стремилась к семейной жизни). Будучи старцем, отец Георгий предвидел их знакомство с Тихоном Тихоновичем в мезонине ее дома. И сколько я себя помню, в нашей скромной комнатке всегда висел большой портрет отца Георгия, и пока он не был прославлен, всегда служилась панихида в день его памяти. На каждое дело, на каждую поездку «бралось у него благословение» возле портрета.

Мама до последнего оставалась с отцом Георгием. Он скончался уже после освобождения по дороге из Кара-Тюбе домой в Нижнем Новгороде от рака гортани. А Татьяну Борисовну спустя полгода арестовали и отправили в Забайкалье. В этой ссылке она провела еще три года. Тем временем в мезонинчик, записанный на ее имя, и вселился молодой Тихон Тихонович. Соседи сдали ему пустовавшее помещение.

Татьяна Борисовна вернулась в 1936 году. А ей говорят: «Ваш дом занят». Поехать к родителям в Москву она не могла, ей дали «минус сто», и она рискнула приехать назад в Сергиев Посад, это около 70 километров от Москвы, где ее приютили соседи. Она имела намерение поступать в медицинский институт, поскольку по образованию была медсестрой, и ей посоветовали за помощью обратиться к Тихону Тихоновичу: «Жилец, который снимает ваш мезонин, преподаватель, он подготовит вас». Он действительно ей очень помог и по физике, и по химии. Она успешно сдала экзамены. А Тихон Тихонович очень скоро понял, что без нее жить дальше не может. Он поехал к ее родителям просить руки, сделал ей предложение, которое она приняла. Венчались они у духовника Тихона Тихоновича, отца Вениамина Воронцова[7]. Это был 1937 год.

Лаврский антиминс

После окончания университета и распределения в Сергиев Посад Тихон Тихонович стал окормляться у последнего наместника Лавры отца Кронида (Любимова)[8]. Отец Кронид так доверял ему, что незадолго до своего ареста завещал антиминс Лавры. Когда немцы были под Москвой, родители вместе с другими святынями положили антиминс в ковчежец, для большей сохранности закопали в саду и просили меня хорошо запомнить это место.

Незадолго перед открытием Лавры, в 1945 году, папа во время чтения акафиста Царице Небесной сподобился чудесного явления преподобного Серафима Саровского, о чем так рассказал своей жене: «Родная моя Танюшенька! Странно тебе покажется, что вместо устной беседы с тобою я пишу тебе письмо, но так надо… Проводив тебя, я пришел домой и стал читать акафист Божией Матери со слезами на глазах. Вдруг меня обуял такой внутренний трепет, что я должен был опустить голову наземь, закрыл глаза и ясно почувствовал, что в комнату нисходят Силы Небесные. Это такой ужас, который не передашь словами. Я ясно почувствовал присутствие в комнате преподобного Серафима Саровского Чудотворца.

И тут началось самое страшное: таинство исповеди. Он меня исповедовал. Он мне в картинах показал всю мою жизнь, и, так как я по временам сомневался, не бред ли, не мерещится ли все это мне, он после исповеди каждого моего греха давил мою голову, как молотом, причем ни руками, ни ногами я не мог пошевельнуть. В продолжение всей исповеди я был в полном сознании. В исповеди мне был показан один страшнейший грех, к которому причастна и ты. Преподобный, укоряя меня, перечисляя мои грехи, вдруг открыл бездну святости, которая хранится у нас. Мне приказано в ближайшее же время привести святыню в надлежащий порядок. Деточка, под нашей крышей хранится величайшая святыня, и грозный суд за небрежение я пережил».

Тем временем готовилось открытие Лавры, первый лаврский наместник, отец Гурий[9], жил при Ильинском храме. За всеми хлопотами он позабыл, что у него нет антиминса. И вот подходит время первой литургии: а как служить-то? Об этом он и не подумал. Вот как об этом пишет протодиакон Сергий Боскин: «У тогдашнего настоятеля обители архимандрита Гурия было много хлопот: устанавливали колокола, приводили в надлежащий вид Успенский собор. Из окон сосульки, слой пыли на всем. Ни подсвечника, ни аналоя. Пустота, холод и запустение. Отцом Гурием овладело новое беспокойство – нет антиминса. Тут раздается стук: „К вам пришли».

Это был Тихон Тихонович Пелих, который вручил ему лаврский антиминс, тот самый, который хранился у нас в саду, в целости и сохранности. На антиминсе, раскрытом отцом Гурием, было написано: „Антиминс с престола Успения Божией Матери Успенского собора Троице-Сергиевой Лавры». Так преподобный Серафим позаботился о святыне Лавры преподобного Сергия».

Праздник сияющий

Вообще воспоминания о военных годах для меня самые тяжелые: очень хотелось есть, мы голодали, ели все, даже угли из печки доставали и ели. Для того чтобы нас прокормить, мама ходила по ближайшим селам и меняла вещи на продукты (после ссылки она была «лишенкой»[10] – без карточек и возможности устроиться на работу, а отец в годы войны служил в стройбате под Москвой). Все, что у нас было, она выменивала на муку и картофель. Это был ее подвиг. И вот мебели никакой, все продано, сосед сколотил стол, спали на топчанах. И при этом, вы знаете, открытие Лавры, а потом начало папиного священнического служения настолько захватили нас, детей, что мы жили в постоянной радости, не было обиды на эти условия жизни.

Весь Великий пост мама с верующими женщинами целыми днями отмывала Лавру. Появились первые монахи, они были больные, изможденные, старенькие, почти все из лагерей. Первая Пасха в Лавре – это было удивительно. Нас, конечно, мама не взяла на ночную службу (мне было восемь лет, брату – шесть), но мы стояли у открытой форточки и ждали звона. И честно вам говорю: мы плакали, мы так ощущали этот праздник. А утром мы отправились к поздней литургии. Даже в военные годы мама всегда старалась испечь маленький куличик и покрасить несколько яичек. Красила мама их всегда красной тушью, они получались такие торжественные. Так что Пасха у нас даже в самые голодные годы была праздником сияющим. И вот эта радость осталась благодаря маме на всю жизнь.

«Наш папа теперь не совсем наш – он священник»

Послевоенный год для Тихона Тихоновича стал во многом определяющим. Он много читал духовной литературы и обдумывал свою дальнейшую жизнь, хотя мысли о принятии сана ему приходили давно, и на это было благословение его духовника. 1 августа 1946 года, в день памяти преподобного Серафима Саровского, отец был посвящен в диаконы, а 26 августа 1947 года, в день своего ангела, в Малом соборе Донского монастыря рукоположен во иерея. На всю жизнь мне запомнился этот день, как весь такой светящийся, лучезарный отец в белом облачении дает крест после литургии.

Екатерина Тихоновна у мольберта

Хиротония отца произошла «на гробнице»[11]Патриарха Тихона, в их общий день ангела и день рождения папы. Удивительно все это… После службы очень долго незнакомые люди подходили к нему, брали благословение, и он неспешно осенял каждого. У меня было такое нетерпение: когда же, наконец, можно будет приблизиться к папе? И вот мы его дождались, идем вдоль монастырской стены – и такая радость необыкновенная внутри! Наш папа теперь не совсем наш – он священник!

Первые годы отец Тихон служил в сельских храмах Подмосковья. Домой приезжал редко, только затем, чтобы позаниматься пением и разобраться в церковном уставе, в котором мама его превзошла. Я очень хорошо помню эти вечера, когда они сидели, иногда при свечах, и мама напевала гласы. Мои родители жили строго по церковному уставу: приближается праздник – они заранее к нему готовятся, службу изучают. И часто мы, дети, засыпали и просыпались под их пение. Жили мы все в одной комнате, и первым словом моего младшего братца было «Аллилуйя».

Навсегда в проповедях отца Тихона сохранилось влияние его биологического образования: «Учение о том, как войти в Царство Небесное, и составляет сущность христианской религии. Наша религия учит, что люди потому страдают, что они являются изгнанниками Рая на земле. Но для того, чтоб снова вернуться в Царство Небесное, для этого надо снова родиться в Жизнь, которой мы лишились. Но как родиться?.. Сами себя родить мы не можем – вот простая истина, которая проповедуется в Евангелии Господа нашего Иисуса Христа… Для того, чтобы минерал – представитель мира неорганического, мог сделаться участником жизни органического царства, для этого необходимо, чтобы само растение своей таинственной жизнью всосало в себя минеральные соли и затем вознесло бы их, облагороженных и преображенных, в жизнь более высокую.

Только когда живое вещество нисходит в неорганический мир, только тогда его атомы приобретают новую структуру жизни – только тогда камень делается растением. Вне этого предварительного соприкосновения с жизнью минеральные атомы остаются навсегда в области неорганического мира… В неясном, но тождественном явлении духовного мира, согласно слову Божию, существует такая же непроходимая пропасть. Переход от животного мира к духовному никак иначе невозможен, как только с помощью Сшедшего с Небес Иисуса Христа.

Никакие органические изменения, никакие перемены окружающей среды, никакая умственная работа, никакие нравственные усилия, никакое развитие характера, никакое преуспеяние образованности не в силах одарить ни единую человеческую личность свойствами духовной жизни. Духовный мир отделен и огражден от мира нижестоящего законом: „.если кто не родится свыше. если что не родится от воды и Духа – не может внити в Царствие Божие». – Никто! И так как никто с небес не сходил, как только Сшедший с Небес Иисус Христос[12], то мы говорим, что Он единственный способен вознести нас с Собою в Новую Жизнь.»

В 1950 году отца Тихона перевели в Сергиев Посад. В тот год в Россию вернулся из Болгарии необыкновенный священник – отец Всеволод Шпиллер[13]. За месяц-два до этого папу вызвал митрополит Николай (Ярушевич)[14] и предупредил, что переводит его в Ильинский храм в помощники отцу Всеволоду и для создания благоприятной атмосферы. Они близко сошлись и очень друг друга полюбили, а я стала духовной дочерью отца Всеволода. Когда его в 1951 году перевели в Москву, он несколько раз приглашал папу туда, но тот не хотел – боялся столичного шума во всех смыслах. Тогда отец Всеволод ходатайствовал перед Святейшим Патриархом Алексием I, чтобы отца Тихона назначили настоятелем Ильинского храма. И так папа стал настоятелем Ильинского храма и духовником семинарии и академии в Загорске.

В доме отца Тихона собирались многие из духовенства и мирских, самых разных людей. Приходили и ранним утром, и днем, и даже ночью. Отец Тихон никому не отказывал. Бывало, он еще не вернулся из храма, а в садике, в беседке и в доме его уже ждут люди. К отцу Тихону ехали со всех концов земли Русской, ему писали письма. В его помяннике напротив имен можно прочесть в скобках: «с Урала», «из Сибири», «Пятигорские», «из Киева», «из Печор», «из Крыма», «из Владивостока».

В своем дневнике он тогда писал: «26 августа 1975 года. <…> Быть священником было моей мечтой с детства. Как много несет ответственности священник за свои пастырские обязанности. Я теперь только, в конце жизни, осознал значение пастырского служения и надеюсь на молитвы Святой Церкви, в которой сознательно всю жизнь состою как верное чадо церковное. Я люблю Святую Церковь и молю об одном: до последнего вздоха быть чадом ее и трудиться, трудиться на пользу Церкви».

Наверное, нужно отнести к особенностям характера отца то, что он всегда жил Церковью. Круг церковных праздников был кругом его жизни, а иначе он просто не мог и не умел. Каждый праздник, особенно двунадесятый, он переживал, как космическое событие, происходящее здесь и сейчас, и основательно готовился к нему: прочитывал службу наступающего праздника, выделяя особо какую-то стихиру или прокимен, близкий его сердцу, пропевал его и часто размышлял вслух о таинственном смысле празднуемого события. Трудно словами передать его состояние. Приближается, скажем, праздник Богоявления, и отец уже весь в ожидании освященной водной стихии. Он радостно переживает и «трепет Предтечи», и явление благодати Божией, «спасительной всем человеком». И мы, дети, тоже с нетерпением ждем этого события, когда вся вода (а значит, и снег тоже) будут «дрожать» от благодати. Или приближается Страстная неделя – дни великой скорби. Мы чувствуем, что отец всем своим существом погружен в эту скорбь: он – там, в Гефсиманском саду, на Голгофе. И, глядя на него, понимаешь, что значит «да молчит всякая плоть человеча… и ничтоже земное в себе да помышляет.» Но вот настает Великая Суббота, и папу трудно узнать!

Надо было видеть, как отец Тихон служил литургию Великой Субботы. Нам он всегда говорил, что не пережив Великой Субботы, не ощутить и полноты пасхальной радости. До сих пор помню свое детское недоумение в связи с пасхальными днями: нельзя было сказать, что папа в те дни ходил по земле. Он почти летал! И из храма после службы на первый день Пасхи он не мог уйти, и мы, его домашние, это понимали. Прошла Пасха, и опять «взлет» – от радости Вознесения Господня, затем – дни ожидания Пятидесятницы, ожидания Духа Святого. Среди них отец особо выделял родительскую субботу и, готовясь к ней, с какой-то светлой печалью говорил об усопших: «Как ждут они наших молитв!» Вообще родительские субботы были большим испытанием для домочадцев. С утра, после литургии, отец Тихон ехал на кладбище и возвращался только вечером, в полном изнеможении. Ильинские прихожане караулили отца настоятеля у семейных могил и упрашивали батюшку послужить «еще панихидку». В такие дни отец Тихон служил по нескольку десятков панихид.

В Ильинском храме

В обычные будние дни отца Тихона ожидали бесконечные требы. К нему обращались за помощью не только жители Сергиева Посада, но и окрестностей. В 50-е – 60-е годы частенько за батюшкой приезжали на «конной тяге». И так, день за днем, отец Тихон в повозке, запряженной лошадью, неспешно объезжал огромную паству – исповедовал, причащал, соборовал…

Осенью 1979 года отец Тихон вышел за штат. Он трагически переживал разлуку с приходом и храмом, где прослужил тридцать лет. Он говорил: «У меня еще столько сил, чтобы служить Богу и людям». «Последние годы жизни отца Тихона, – вспоминает протоиерей Валериан Кречетов[15], – удивительный пример для всех нас. Он много потрудился для Православной Церкви, безраздельно ей служил, как сказано, „всем сердцем, всею душею, всею мыслию“. Он был известен архиереям, Патриарху. Большая часть духовенства, если не сказать все духовенство, прошедшее тогда духовные школы Троице-Сергиевой Лавры, знало его. „Венчальный батюшка» – звали отца Тихона в те годы. Всех, почти всех студентов семинарии, будущих батюшек, венчал отец Тихон. Так вот, после этого, при всем содеянном им, – изгнание из родного храма, в котором он так беззаветно трудился. Когда я узнал, что его как бы отстраняют, я этого не понял. Думаю: „Что же это такое? Как же это может быть?!» Я дерзнул пригласить отца Тихона к себе на приход. Батюшка согласился.

Отец Тихон помогал мне. Он ходил медленно (у него были галоши большие, так: „Ш-ш-ш»), бывало, двигается-двигается, и вот дойдет до жертвенника, стоя вынимает частицы из просфорочек. Все очень медленно. Но пока я служу, все просфоры, какие есть, он вынет… Однажды на пасхальных днях был такой случай. Отец Тихон один уже не служил. В тот день он стоял сбоку от престола, а Коля Архипов, который ему помогал, стоял рядом с ним. В храм зашла наша повариха Аполлинария Сергеевна Огородова, человек абсолютно духовно трезвый, без какой-либо экзальтации, и рассказывает: „Смотрю я в отверстые Царские двери алтаря и вижу, что кто-то загораживает отца Тихона, будто кто-то над ним наклонился. Присмотрелась – вижу вроде как крылья». А батюшка во время литургии голосом серьезным и немножечко встревоженным спросил: „Кто еще с нами служит?» Я в растерянности, не знаю, что сказать. Он показывает на левую сторону престола: „А кто там стоит?» Я говорю: „Батюшка, никого». – „А-а, ну ладно». И опустил голову. То есть, видимо, он видел ангела. У нас в Акулове был мальчик, он, будучи из нецерковной семьи, видел ангелов, видел нечистую силу – мир духовный. И он говорил, что когда поют „Иже Херувимы», весь храм наполняется ангелами, а алтарь – пламенем: „Там только огонь, там ничего не видно». Об отце Тихоне он говорил: „Этот батюшка – святой. Когда он ходит, с ним все время ходит ангел»».

Отец Тихон в Акулове, как обычно, принимал множество людей, которые приезжали к нему на исповедь, за советом и утешением. Он всех выслушивал, и никогда в нем не возникало и тени возмущения. У него было величайшее смирение и непостижимое терпение. Он учил своим примером: все, что мы делаем в храме, и вообще если что-то доброе делаем, то это милость Божия к нам, а не какой-то наш труд. До последнего своего дыхания отец Тихон служил Богу. Последний его день на земле был воскресный. С утра, пока в храме совершалась литургия, отец Тихон не закрывал глаз и взглядом спрашивал, когда слышал благовест и звон к Евангелию и к «Достойно». Я, стоя у постели, отвечала ему, что сейчас происходит в храме, и он благодарно прикрывал глаза, потом снова их открывал и, уже не видя никого и ничего вокруг, молился. Это была такая мольба, такой вопль к Богу – словами не передашь! По окончании литургии пришел священник со Святыми Дарами, причастил его, и спустя три часа батюшка отошел ко Господу.

В моей памяти отец Тихон – мой родной отец – остался прежде всего пастырем добрым, смиренным, усердным молитвенником и нежно любящим отцом…

Примечания:

1. Протоиерей Тихон Пелих (1895–1983), выпускник биологического отделения Московского государственного педагогического института им. А.С. Бубнова (1929) по специальности «естествознание и химия», вольнослушатель Московской духовной академии, прихожанин, чтец и ночной сторож в Марфо-Мариинской обители, потом в храме Благовещения в Пыжах и в Николо-Кузнецком храме. Работал педагогом в Загорске. В 1947 г. в храме Донского монастыря рукоположен во иерея. Служил в Подмосковье, с 1951 г. настоятель Ильинского храма в Загорске. В 1979 г. вышел за штат. Последние годы жизни вместе с супругой, Татьяной Борисовной Мельниковой (1903–1983), прожил при храме Покрова в с. Акулово Московской области, где и скончался почти одновременно с матушкой Татианой. Похоронен за алтарем храма.

2. Патриарх Тихон (Белавин, 1865–1925), первый Патриарх Московский и всея Руси после восстановления патриаршества в России (с 1917 г.). В 1989 г. причислен к лику святых Русской Православной Церковью.

3. Архимандрит Георгий (Лавров, 1868–1932). В 1899 г. принял постриг. С 1915 г. настоятель Георгиевского Мещовского монастыря под Калугой. В 1918 г. арестован и приговорен к расстрелу, который не состоялся. С 1922 г. насельник московского Данилова монастыря, где возведен в сан архимандрита. В 1928 г. арестован и сослан в Казахстан. Освобожден в 1932 г. Скончался в Нижнем Новгороде, по дороге из ссылки. В 2000 г. прославлен как преподобноисповедник. Мощи обретены и находятся в Даниловом монастыре.

4. Архиепископ Петр (Зверев, 1878–1929), потомственный священнослужитель, учился на историко-филологическом отделении Московского университета, окончил Казанскую духовную академию (1902). Служил в разных епархиях и преподавал в духовных школах. Неоднократно арестовывался, прошел лагеря. Расстрелян на Соловках. В 2000 г. прославлен в лике святых.

5. Протопресвитер Александр Хотовицкий (1872–1937), потомственный священник, миссионер. Служил в США и Финдляндии. С 1917 г. в клире храма Христа Спасителя в Москве. Неоднократно арестовывался, прошел ссылки и лагеря, был расстрелян. В 1994 г. прославлен в лике святых как священномученик.

6. Обновленчество – раскольническое движение внутри Русской Православной Церкви, возникшее после революции с целью «обновления Церкви», т. е. демократизации управления и модернизации богослужения, выступало с поддержкой нового политического строя и проводимых им преобразований.

7. Будущий митрополит Ленинградский и Ладожский Елевферий (Воронцов, 1892–1959). В это время служил в Никольском храме г. Киржача.

8. Архимандрит Кронид (Любимов, 1859–1937), наместник Лавры с 1915 г. Расстрелян на Бутовском полигоне. В 2000 г. прославлен в лике святых.

9. Митрополит Гурий (Егоров, 1891–1965), в 1945–1946 гг. наместник вновь открытой Троице-Сергиевой лавры. С 1946 г. епископ Ташкентский и Среднеазиатский. С 1959 г. митрополит Минский и Белорусский. На Симферопольской и Крымской кафедре сменил архиепископа Луку (Войно-Ясенецкого).

10. Лишенец – неофициальное название гражданина СССР, в 1918–1936 гг. лишенного избирательных прав.

11. То есть в Донском монастыре, где в Малом Донском соборе находилась гробница патриарха Тихона.

12. См.: Ин. 3: 5, 13.

13. Протоиерей Всеволод Шпиллер (1902–1984), выдающийся пастырь, привлекавший московскую интеллигенцию во времена советского застоя, настоятель Николо-Кузнецкого храма в Москве. В 1919 г. вместе с кадетским корпусом попал на фронт, дошел до Крыма с Белой армией, дальше последовала эвакуация в Галлиполи и Болгарию, где он познакомился с епископом Серафимом (Соболевым) и своей будущей матушкой Людмилой Сергеевной. После венчания в 1934 г. принял священство. В 1946 г. патриарх Алексий I (Симанский) посетил Болгарию и способствовал возвращению отца Всеволода на Родину.

14. Митрополит Николай (Ярушевич, 1892–1961), иерарх Русской Православной Церкви. Три года провел в ссылке. С 1944 г. митрополит Крутицкий, управляющий Московской епархией, с 1947 г. – митрополит Крутицкий и Коломенский. В период хрущевских гонений на Церковь в 1960 г. за свои резкие высказывания смещен со всех должностей и отправлен на покой.

15. Протоиерей Валериан Кречетов (род. 1937), один из старейших клириков Московской епархии, авторитетный духовник, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в с. Акулове, брат отца Николая Кречетова — зятя отца Тихона Пелиха.

Приобрести книгу "Живое предание XX века". О святых и подвижниках нашего времени