Синодальный отдел по делам молодежи УПЦ

Книга «Соленое детство. Документальная повесть выпускника детдома» написана бывшим детдомовцем Александром Гезаловым. Из тринадцати выпускников его года в живых остался он один. Эта книга – для всех, кому интересен опыт преодоления; для тех, кто так или иначе сталкивается с детьми, потерявшими родителей; кто занимается помощью другим; а еще для тех, кто утратил веру в себя и опустил руки

Мне кажется, я всегда мысленно что-то пишу. Или смотрю «фильм» — прокручиваю перед мысленным взором невидимую пленку, на которой события, лица, судьбы разных людей. И есть большое желание достать это изнутри и показать всем. Не потому, что мне хочется кого-то напугать или пуще того — побравировать, а потому, что это обязательно нужно показать другим, в том числе своим детям.

Я люблю наблюдать за людьми. Вглядываюсь в лица состарившихся людей, тех, кто уже начал ветшать. Смотрю на детей, идущих рядом с родителями. Всматриваюсь в ночные окна, пытаясь представить, что там, за шторами… Зачем мне это, почему?.. Не знаю. Люди, лица, отмотка-перемотка. Я — часть этой монохромной пленки, которую иногда удается подкрасить, улучшить, так как память умеет скрывать за пеленой прошлого даже самые мерзкие, дикие события.

Господь подарил мне великую, на мой взгляд, возможность — наблюдательность, которой я иногда благодарен, а иногда от нее тошнит… Но она помогла выжить в тех ситуациях, которые свалились на мою головушку.

Зачем я, уступив своему невнятному желанию, взялся за перо, чтобы рассказать о своем соленом детстве?.. Тоже не знаю.

Вечерами, возвращаясь в свою коммунальную квартиру, нещадно колотил по печатной машинке так, что соседи сверху стучали по трубе. Тексты летели как стрижи. Когда пишешь о своем, быстро приходят новые навыки. И уже через месяц-полтора я выдал свои воспоминания. Это был огромный текст с разными оценками прошлого, который я таскал с собой в серой папке под названием «Дело».

Я смутно представлял, кто это вообще может читать, кому это нужно. Строчки, татуированные на израненной душе, малоприятны. Веселее читать о снах или о том, кто от кого ушел. Но мое мычание сложилось в столбцы.

Об издании этой писанины я вообще не думал. Мне было важно выговориться, выписаться, выстрадать нечто очень важное, как мне кажется, для меня, а возможно, и для других. Я бродил по городу с рукописями, это выглядело забавно, наверное. Очень похоже на то, как несут куда-то компромат.

Жить с прошлым, которое тебя мытарит, очень сложно. Двигаться вперед с душевными язвами и нерешенными вопросами еще сложнее. Как немного упростить свою жизнь, чем наполнить? Возможно, нужно сесть за стол и описать все, что было, и станет легче. Написал. Не полегчало.

Однажды я набрел на доброй души человека, Ирину Ларионову. Та прочитала все, что я написал, и утром, в слезах, предложила мне издать отрывки в журнале «Север», которым тогда руководил покойный Станислав Панкратов. Мне слабо верилось, что он возьмет что-то в журнал. Но он взял мои записки в печать.

Уже потом я получал многочисленную почту — кто-то не верил, кто-то ругал, кто-то хвалил. И как я понимаю, это главное, что должна делать литература. Просто быть.

Мне бы очень не хотелось, чтобы при чтении этих строк вам показалось, что я хочу разжалобить кого-то, хочу, чтобы меня кто-нибудь пожалел. Нет. Но хочется, чтобы у кого-то, кто прочитал воспоминания о соленом детстве, дрогнуло сердце. Может, этот «кто-то» вспомнит о своих детях. Где они, что с ними? Или, встретив ребенка из детского дома, будет готов не только его «жалеть», а захочет искренне этому ребенку помочь. Всего-то надо —поучаствовать в его судьбе.

Часто до этого не доходит — «дядина-тетина» конфета уже считается участием. И где та золотая середина? Когда, оказав помощь и содействие сироте, нужно вовремя отойти, дать ему самому шанс и возможность сделать первый самостоятельный шаг в жизни? Он-то чаще всего не понимает, что ваша помощь не может длиться вечно и только он сам может себе помочь…

О себе и товарищах моих, их судьбах я старался писать максимально правдиво, так как считаю, что важно написать именно правду. Может, правда расставит все на свои места и спустя годы хоть как-то облегчит нынешние сиротские страдания (хотел убрать эту фразу, но это тоже правда).

Детство бывает разное, и зависит оно только от родителей. Только они ответственны за детство своих детей.

Мне не хотелось бы, чтобы эта книга звучала обвинением родителям. Тут, скорее всего, больше подходит «не суди, да не судим будешь». Я сейчас сам родитель и очень переживаю о том, что с моими детьми будет завтра.

Во мне есть некий инстинкт, и он говорит мне, что я должен вложить в них нечто важное. Непонятно, откуда во мне такая ответственность, но я очень боюсь быть плохим отцом. А еще очень боюсь, что не мои дети сейчас, а другие дети через какие-то сто, двести, триста лет окажутся в той же ситуации, что и я. На распутье, брошенные, забытые, ничьи. Одиноко лежащие в сиротской кроватке. Это как «от тюрьмы и сумы» —от детдома не зарекайся…

Но детские дома есть и будут существовать еще очень долго, и надо суметь помочь детям-сиротам обрести себя, понять мироустройство, найти мотивы надежды, веры и любви. Все это как живая вода для их раненых душ. Любите этих и всех детей, и они будут счастливы.

Хочется, чтобы мои записки прочли педагоги, работающие с детьми-сиротами в детских домах. В них просто рассказывается, как все было у меня и моих друзей, лишенных родительской любви, семьи и получивших взамен «системное воспитание». Спустя годы могу назвать детский дом одним этим словом —«система». Может, кому-то из педагогов мои воспоминания помогут понять эту систему, разобраться в хитросплетениях взаимоотношений всех участников «процесса».

Из-за своей изолированности от общества детские дома отстают от быстро меняющегося внешнего мира. Маневрировать во времени сиротам значительно сложнее, чем детям «домашним». Суметь оценить старания и желание детей жить максимально счастливо, как это только возможно в детском доме, содействовать им в этом и помогать в дальнейшем — это так важно!

Любые дети хотят радости и тепла. Надо постараться помочь им обрести это тепло. Не то тепло, что мы сами себе представляем — воздушные шарики, игры и подарки, а тепло слов, внимательный взгляд — без него детство превращается в колесо, по которому бегает очумевшая от закрытости белка.

Так понятно, как кажется, — дать от души, дать от сердца. Но почему-то люди несут лишь приношения, не понимая, что очередная ночь ребенка будет такой же, как и ночь прошедшая, — в одиночестве. Это детдомовское одиночество (не то, о котором поет Дольский — прекрасное, трепетное и очень важное) — одиночество брошенного, покинутого человека. И когда-то покинутый кидает сам.

Александр Гезалов.
Предисловие к книге «Соленое дестство»

Приобрести книгу "Соленое детство". Документальная повесть выпускника детдома. Автор Александр Гезалов