Синодальный отдел по делам молодежи УПЦ

Интервью с протоиереем Федором Воскобойниковым

Отец Федор, назовите, пожалуйста, Ваши должности, если возможно.

Заместитель главы отдела по делам молодежи Управления Харьковской епархии, регент хора Харьковской духовной семинарии, теперь еще и руководитель регентского отделения Харьковской духовной семинарии, также клирик Свято-Благовещенского Кафедрального собора Харькова и настоятель храма святого мученика младенца Гавриила при Доме ребенка.

Вот Вы в 31 год стали протоиереем, Вы занимаете ответственный пост при епархии, Вы сын священника. Все это наталкивает на вопрос: какая мотивация у Вас была, чтобы стать священником? Это Промысл Божий или продолжение священнической династии? Замечу, что от Вас совершенно не веет стремлением к должностям. При этом Вы — состоявшийся музыкант с высшим консерваторским образованием. Поясните, пожалуйста.

Дело в том, что, будучи музыкантом, я понимал, что музыка мне нравится, музыка интересна, но… я всегда ощущал, что одна из моих главных жизненных задач — помочь людям сделаться лучше. И музыку я воспринимал как некое средство для этого. Но, обучаясь в консерватории, я почувствовал, что многие произведения, которые приходилось слушать и изучать, вызывают во мне чувство протеста, не всякую музыку хотелось через себя пропускать. И я понимал, что если стать профессиональным музыкантом, то далеко не всегда передо мной будет стоять выбор: что-то исполнять, а что-то нет. Нередко есть какой-то социальный заказ, просто это твоя работа — надо это сделать, надо исполнить…

И еще очень важно было, что я видел служение своего отца. Мы же жития святых читали в семье регулярно и многое знали и видели в жизни как дети священника, у нас был положительный пример. Со временем я стал понимать, что служение священника для этой цели — помощи людям — более полезно, чем профессия музыканта, коэффициент полезного действия больше. И, я думаю, это было решающим моментом. Ну и, конечно, у меня душа к этому лежала, я очень люблю церковную жизнь. Правда, сейчас я ощущаю, что, наверное, лучше бы меня от людей подальше спрятать, потому что вижу себя, вижу в себе много несоответствий с тем служением, которое я несу, с теми должностными обязанностями, которые я исполняю.

В связи с этим мне очень близка мысль митрополита Антония Сурожского (я не цитирую, но смысл такой): если мы сами не соответствуем истине, это не значит, что мы не можем свидетельствовать о ней людям. Бог через нас сделает это.

Да, я на это надеюсь — что Бог совершит недосовершенное и исправит искаженное мною.

Эта группа ребят, с которыми Вы приехали, — Вы тоже ею руководите?

Нет, это театральная студия «ГлаголЪ» при нашей «молодежке», и я не могу сказать, что я руковожу. «Молодежку» не я начинал, у нас в епархии были ребята инициативные, которые это начали, но мне просто очень хотелось, чтобы у нас была «молодежка», это тоже одна из таких «мечт»… Хотелось бы, чтобы все это жило, потому что какая-то польза духовная обществу может быть лишь тогда, когда будет молодежь духовно здоровая, воцерковленная, когда будут создаваться семьи, когда будут рождаться детки и когда люди будут настоящей общиной жить в церкви, со Христом, вместе... Потом меня спросили: «Если мы тебя заместителем поставим, ты не будешь против?» Смогу ли я это понести, не знаю…

Однажды ко мне подошла девушка Лена — она тоже играла сегодня в композиции >>> — и попросила благословения, говорит: «Мне очень хотелось бы создать театр при нашей “молодежке”». Я благословил: «Хорошо, занимайся». Она стала собирать ребят, они что-то хорошее начали делать и, наконец, взялись за композицию «Русский крест» >>>.

Но у вас же не только эта постановка есть, вы же не с нее начали?

Конечно, начинали с более простых вещей, таких как миниатюры Кривина, композиция Виктора Кузьмича на стихи поэтов-фронтовиков. Автор — харьковский режиссер, человек в хорошем смысле советский и к теме войны относящийся трепетно и глубоко, поэтому военная композиция получилась очень хорошей, а мы постарались не испортить ее своим непрофессиональным, но искренним чтением.

Народу Украины сейчас нелегко, но хочется спросить у православных, как они себя чувствуют, какое у них состояние души в атмосфере явного или скрытого разделения, или наоборот, это упрочивает единство? О чем Вы говорите своим прихожанам в проповедях и просто в беседах в эти дни?

Вопрос, конечно, очень непростой, потому что прихожане — это граждане нашей страны, и они очень болезненно переживают эту ситуацию. Конечно, в людях проявляются какие-то политические приверженности, поиск правды, человек так или иначе пытается определиться — кто он, какую он позицию занимает по отношению к украинской власти или к ополченцам, которые находятся в Донецке и Луганске. Я говорю людям, прежде всего, о том, что каждый человек должен сохранить свое христианское лицо. Можно стать на одну сторону, взять в руки оружие и идти убивать, идти отстаивать близкие тебе интересы. Но человек должен быть, прежде всего, христианином! В чем это проявляется? В том, что он должен научиться терпеть, принимать и спокойно выслушивать человека, придерживающегося другой политической точки зрения. Это очень непросто. Когда человек из своего собственного опыта или образования оценивает ситуацию, ему видится — вот, истина на стороне этих людей! А у тех людей, получается, «не истина»… Но все мы при этом одно Тело Христово, поэтому человеку нужно помнить заповедь Христову о любви к ближним и к врагам. «Возлюби ближнего своего» — Христос не имел в виду только иудеев, но речь шла и о тех римлянах, которые оккупировали иудейскую страну. Христос нигде не разделяет. Когда Ему задали каверзный вопрос, давать ли дань кесарю или не давать, Христос ответил очень тонко и очень четко, что это вопрос не религиозный или этический, это вопрос экономический, политический, дисциплинарный и не более того, души это не касается. Если в такой ситуации находится твоя страна — отдай кесарево кесарю, а Божие Богу. Так, мне кажется, и здесь.

Очень сложно ответить, когда приходят ребята и спрашивают: «Батюшка, что мне делать? Мне повестка пришла». С одной стороны, человек, как гражданин государства, как военнообязанный, должен защищать интересы своего государства… Я думаю, что если так случилось, что человек должен идти туда, что нет у него другого выхода — он должен идти и пытаться там что-то делать по-христиански. Я не знаю, что именно. Это очень сложно.

Такое было уже?

Нет. Сейчас в наши храмы начинают приходить беженцы из Славянска, из Донецка, они делятся своими переживаниями со слезами на глазах, потому что они потеряли все. Приехали две пожилые женщины, которые привыкли всю жизнь работать, я пытаюсь им дать какую-то денежку, а они никогда ничего не брали, и я говорю: «Ну, пожалуйста»… Пришел как-то парень выпивший, плачет, говорит: «Я там был, я убивал». Его рвет на части, он пришел исповедоваться. Так что ситуация сложная. Мне кажется, что нам всем нужно максимально постараться не иметь ненависти к другому человеку, кем бы он ни был.

…а Христос все управит, будем в это верить. Еще мне кажется, что в душе каждого военно-православного человека есть такое местечко, которое называется «русский крест». Сейчас это место называется Украина, и оно ноет и болит у всех. Мы молимся каждый день на Литургии об Украине, о мире в ней, о ее народе… Эта молитва очень сильно действует на это место в душе, она живет в тебе, ты об этом постоянно думаешь. И в связи с этим не случайно же, что ваш «Русский крест» >>> возник именно сейчас и именно здесь — по-моему, это очень промыслительно. Получается, что о русском кресте говорят украинцы на белорусской земле. Что Вы об этом думаете?

Само слово «русский» объединяет нас в нашем прошлом, в наших корнях, объединяет в нашем будущем, а всякое разделение между людьми болезненно. Когда возникают конфликты, это должно быть по-христиански уврачевано. Если ты придешь к алтарю, дар свой принесешь и вспомнишь, что кто-то что-то имеет на тебя, то оставь свой дар здесь и пойди, примирись прежде с ближним своим. И, наверное, если бы мы все жили этими принципами Христовыми, если бы мы перед всякой молитвой мирились со всеми и молились бы — а ведь далеко не все люди молятся, маленький процент — то, наверное, все было бы по-другому.

Недавно я читал труд русского богослова Владимира Лосского, который вынужден был эмигрировать. Тогда в нашем Отечестве были условия гораздо более страшные. И он очень важные слова говорит: эмигрировав на Запад, в Европу, мы столкнулись с вопросом «что такое Православие?» Это значит просто локальное преломление христианства или это истина сама по себе, истинная вера? И, исходя из этого вопроса, он пишет свою работу о мистическом богословии.

И как отвечает?

Основываясь на творениях святых отцов, он, конечно, говорит о Православии как истине и, в частности, замечает, что Православие сформировало многие и очень разнообразные народные культуры, поэтому никак нельзя говорить о Православии только как о восточном проявлении христианства.

Русь имеет в себе огромный потенциал, если она будет православной. Потому что, по словам митрополита Антония Сурожского, у русских людей очень много таких черт, таких душевных свойств, которые могут плодотворно возрасти во Христе. Он выделил такие качества, как терпение, смирение и любовь…

Крест Христов для христианина — не просто какой-то исторический памятник, на котором когда-то был распят воплотившийся Бог. Это тот Крест, который мы должны нести все вместе, как на Вербное воскресенье мы поем: «Днесь благодать Святаго Духа нас собра, и вси вземше Крест Твой глаголем: благословен Грядый во имя Господне!» Вот это общее несение Креста Христова должно нас объединять. В нашем «Русском кресте» >>> есть слова: «Божий крест несли со всеми, жили верой и трудом».

В чем сейчас проблема наших людей в России, Украине, Беларуси? Захлестывает желание комфорта, здешнего, земного комфортного бытия. А у нас ведь на Руси далеко не это было всегда первым. В Неделю Русских святых была прочитана проповедь святителя Иоанна Максимовича, в которой он говорит о том, как русские святые уходили в леса, на острова, в тяжелейшие условия, совершенно отказывались от всяких удобств, и к ним туда собирались люди, которые искали не комфорта, а Царствия Божия. Сейчас поиски комфорта охватили большинство. Но все равно есть надежда, потому что душа человека жаждет, и человек чувствует, что он не может напитаться вот этими рожцами гаджетов, виджетов, интернетов…

Недавно я обратил внимание, что у нас в рекламе пытаются доказать всем, что использование вот этого конкретного продукта — бытовой химии или косметики, или такси — что вот это и есть жизнь! То есть,если ты в этом такси едешь, ты живешь, понимаешь?! «Запомни, запомни это, запомни эти слова!» — твердит нам реклама. Высокое понятие ЖИЗНЬ подменяется, и человеку внушается, что если ты вот этим пользуешься — значит, ты живешь, и живешь хорошо. На самом деле это эфемерное ощущение скоро уходит, и остается пустота.

А нам остается надеяться. В «Русском кресте» >>> есть такие слова:

Из-под пепла, из-под праха,
Где чернела пустота,
После крови, после страха
Вырастала — красота.
Надежда на это всегда есть, надо строить и ждать.

Беседу вела монахиня Иулиания (Денисова)

Источник

Окончание следует…